Цветы на подоконнике

… Мы сидели в кафе. Она делилась со мной своей бедою… Ее чувства, переживания, опыт были уникальны. Для нее. И не было в тот момент в жизни более высокой, более страшной драмы, чем преследовавшие ее беды.

А вокруг, казалось, бурлила жизнь. Люди ели, пили, подходили с подносами к столикам или, напротив, одевались на выход. Разговаривали. Думали. Спорили. Делились. Переживали. Самое чудное во всем этом было то, что я знала: они говорят о тех же проблемах, переживают те же трагедии, что и уникальные мы; толкут в ступе все те же жизненные коллизии, что и она, единственная в своем роде.

Все происходящее в какой-то момент стало восприниматься как грандиозный фарс. Мир вновь на несколько мгновений показал мне себя той самой чудовищной маской, великой иллюзией, о которой нет-нет, да и вспомнят философы. Но они умалчивают, что каждый, посмевший ощутить иллюзорность мира, всегда стоит в такую минуту на лезвии ножа. И с одной стороны этого ножа – бесконечный океан света и покоя, дарящего тебе свободу, и оттого как будто равнодушного. А с другой – дышащая теплом и манящая смутными запахами твоих желаний пасть огромного зверя, которая со всей мощью легких почти вселенского масштаба всасывает, затягивает тебя внутрь… И ты чувствуешь, что уже опрокидываешься туда, что еще немного и…

– А еще мне удалось вырастить на подоконнике в кухне цветы. Рассаду. И она их не трогает!

– То есть цветы она не трогает?

– Нет.

– И это Ваша маленькая победа. Вам это удалось! Есть то, что сделано Вашими руками, и что она почему-то не портит, не уродует.

– Да.

– Вы, видимо, их очень любите, эти цветы, дорожите ими?

Она кивнула, соглашаясь.

– Тогда, возможно, – это последнее Ваше слабое место, куда она еще не наносила удар. И если случится то, что мы с Вами тут задумали, если она будет шокирована потоком любви, которой Вы ее одарите, то, возможно, это будет последняя зона, куда она попытается направить привычную агрессию. Она может покуситься на них.

– На цветы?!

Мне даже не нужно было смотреть в ее глаза, чтобы увидеть кошмар, отразившийся в них.

– Вы готовы это пережить? Смогли бы пережить это ради того, чтобы одна человеческая душа, в конце концов, все-таки прекратила, наконец, изрыгать отвратительные, гадкие привычные злобные поступки и остановилась в немом изумлении перед силой всепрощающей любви? – я буквально сверлила ее своим взглядом.

В глазах моей собеседницы по-прежнему стоял все тот же неизбывный, неисчерпаемый ужас.

Я ощутила, как лезвие ножа, на котором меня качало между светом и тьмой, начинает разворачиваться под каким-то новым, неожиданным ракурсом.

– Но ведь от этого может зависеть вся Ваша жизнь?! Понимаете, на одной чаше – эти цветы. Цветы на подоконнике. А на другой – вся Ваша жизнь, способность вздохнуть, наконец, свободно, ощутить, каково это – когда тебя НЕ давят, не играются с Вами, как с куклой, не используют Вас больше… Когда всё, наконец, может решиться…

Выражение ее глаз не изменилось. Помедлив, она покачала головой. Отрицательно.

Зверь, который к тому моменту оказался уже не предо мною, а где-то сбоку, с шумным вздохом захлопнул свою пасть. Ощущение иллюзии исчезло, растворилось. Жизнь ворвалась в мое сознание во всей ее полноте. «Роботы» с подносами вновь загомонили, окрасились в разные цвета и оказались живыми людьми. Необычными. Яркими. Непредсказуемыми. Мир вновь меня удивил.

– Итак, выбирая между ними – цветами – и своей жизнью, Вы выбираете цветы… Почему? Чем они Вам так дороги?.. И что Вы теряете, делая такой выбор? Что?..  Ну, хорошо. Вы не любите ту жизнь, которая у Вас есть сейчас. Считаете ее пустой и бессмысленной. Но ведь мы говорим теперь уже о возможности построить другую, новую жизнь, которую Вы можете наполнить чем угодно – по своему желанию!

Зверь усмехнулся и удовлетворенно подмигнул мне глазами испуганной девушки. Ему было вполне уютно внутри нее.

– Дашенька, скажите, а у Вас есть желания?

Пелена ужаса в ее глазах колыхнулась… и водворилась на место. Но цвет ее стал более насыщенным. Похоже, удовлетворение Зверюги сменилось настороженностью. О-о-о, так вот где ты свил себе норку?

– Что бы Вы хотели достичь? Вы когда-нибудь мечтали о чем-то? И было ли вообще когда-то хоть что-нибудь, чего хотели Вы, а не кто-то? Не мама, не папа, не школа и не всё это пресловутое общество, наконец? Именно Вы? – я неумолимо продолжала атаковать, забрасывая этими простыми вопросами Зверя, как будто гранатами.

Я физически ощущала, как мои вопросы взрывают ее мозг, ввергают в смятение…

Есть ли другой путь? Может ли это пройти без боли? Может ли Зверь покинуть свою нору, не терзая  того, в ком ему было когда-то так удобно…

Мы вышли из кафе. По инерции я продолжала сыпать идеями, сорить инструкциями. Независимое солнце спокойно делало свое дело, поливая улицы дождем света. Блестели окна троллейбусов, клубами завивалась дорожная пыль.

А девушка, в чью душу мне только что было дозволено заглянуть, вновь заиндевела. Вокруг нее кипела жизнь, которую она так боялась! И цветы… Ведь их так легко уничтожить – эти маленькие живые цветы… Но ведь они ни в чем не виноваты…

Я слышала, как Зверь хохотал. Во весь голос. Теперь у него было уже два дома.

– Чья жизнь дороже? «Какие-то там цветочки», говоришь? Но ведь они такие маленькие, такие беззащитные! Невинные, наконец. Они дарят вам, людям, красоту, радость, – все, что у них есть. А что люди? Ты только что видела их – серых, пустых, как будто слепленных по одному шаблону… – я будто слышала, как это звучит в Дашиной голове.

– Любовь, говоришь? Атакуешь любовью, значит? Вот сейчас ты уйдешь, а Она останется. С твоими вопросами и с ее миром. И с этим хаосом и смятением, которые ты посеяла в ее душе… И со мной! – издевательски хихикал непрошенный гость, с интересом копаясь в каком-то из заповедных уголков моей души.

– Ну, да, с тобой! Ведь это же ты превратил ее жизнь в тот кошмар…

– Или она предпочла приспособиться ко мне, зная, что худой мир ей обойдется дешевле доброй ссоры?

– Еще бы! Ей страшно. Потому-то и надо было помочь…

– Помочь? Ей, не имеющей своего «я», своих желаний? Или тебе, желающей «всем помочь»? Ну, и как? Тебе удалось? Я очень тебе благодарен. Ты хорошо потрудилась для меня. Напугала ее новой неизведанной реальностью; приправила страхи, уже ставшие привычными для нее, свежей струей боли. Отличная работа! Теперь я могу и отдохнуть, побаловать себя каким-нибудь аппетитным кусочком твоей душонки… Ну, чего у тебя еще тут завалялось?

Через месяц я решилась ей позвонить. Разговор был спокойным, деловым. Мне не надо было задавать Ей вопросов личного характера. Я знала, что цветам по-прежнему хорошо на ничьём подоконнике в тесной кухоньке коммунальной квартиры.